Семантическая вертикаль: церковнославянское слово и поэтика перевода в творчестве Ольги Седаковой

Мария Хотимская

ОЛЬГА СЕДАКОВА: СТИХИ, СМЫСЛЫ, ПРОЧТЕНИЯ

Мария Хотимская — старший преподаватель, руководитель программы по русскому языку на факультете Глобальных исследований и языков в Массачусетском Технологическом Институте, США. Сфера научных интересов: русская поэзия 19 и 20 века, история и теория поэтического перевода, современная русская поэзия, литературный билингвизм. Автор статьи о Елене Шварц и Ольге Седаковой.
* фрагмент статьи из сборника
Реальнейшая опасность в поэтическом переводе — нехватка смелости.
Ольга Седакова. Искусство перевода
Введение
Поэтический перевод занимает особое место в творчестве Ольги Седаковой. В течение многих лет она переводила поэтов разных эпох: от Горация, Петрарки и Данте до Малларме, Элиота, Эмили Дикинсон, Поля Клоделя, Райнера Мария Рильке, Эзры Паунда, Пауля Целана, Филиппа Жакоте и других авторов1. По собственному признанию поэта, она обратилась к переводу рано, еще в школьном возрасте:


Первое сильное ощущение от этой попытки перевода — какого-то волшебства, чудесной удачи: как будто между английским оригиналом и его русским подобием было перейдено море несуществования. Баллада про О'Дрисколла исчезла — и вышла на другом берегу вместе со своим ритмом и созвучиями. С большими потерями, конечно2.


Момент встречи различных поэтических миров важен для перевода и для поэтики Ольги Седаковой. В каждом переводе поэт находит вызов и вдохновение, требующие внутренней работы и поиска новых подходов к поэтическому слову. При этом переводы Седаковой обладают внутренним единством: связывает их особое понимание переводческих задач как расширения семантических и экспрессивных возможностей поэтического языка — «дар смысла на вырост»3.
1 Большинство переводов Седаковой включены во второй том четырехтомного собрания сочинений поэта вместе с текстом лекции о переводе, прочитанной в Британском музее в 1997 году, и статьями о творчестве переводимых поэтов. Седакова О. Четыре тома. Т. 2. Переводы. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2010. Здесь и далее произведения Седаковой цитируются по этому изданию с указанием в скобках номера тома и страниц, если не указано иначе.

2 Седакова О. Беседа о переводе стихов на русский язык и с русского. Интервью Елене Калашниковой // http://www.olgasedakova.com/interview/131 (дата обращения: 20.02.2016).

3 Седакова О.
«Душа изгнана из публичного...». Интервью Александру Кырлежеву // http://www.olgasedakova.com/interview/1100 (дата обращения: 2.02.2016).
Поэтический перевод занимает особое место в творчестве Ольги Седаковой. В течение многих лет она переводила поэтов разных эпох: от Горация, Петрарки и Данте до Малларме, Элиота, Эмили Дикинсон, Поля Клоделя, Райнера Мария Рильке, Эзры Паунда, Пауля Целана, Филиппа Жакоте и других авторов1. По собственному признанию поэта, она обратилась к переводу рано, еще в школьном возрасте:


Первое сильное ощущение от этой попытки перевода — какого-то волшебства, чудесной удачи: как будто между английским оригиналом и его русским подобием было перейдено море несуществования. Баллада про О'Дрисколла исчезла — и вышла на другом берегу вместе со своим ритмом и созвучиями. С большими потерями, конечно2.


Момент встречи различных поэтических миров важен для перевода и для поэтики Ольги Седаковой. В каждом переводе поэт находит вызов и вдохновение, требующие внутренней работы и поиска новых подходов к поэтическому слову. При этом переводы Седаковой обладают внутренним единством: связывает их особое понимание переводческих задач как расширения семантических и экспрессивных возможностей поэтического языка — «дар смысла на вырост»3.
1 Большинство переводов Седаковой включены во второй том четырехтомного собрания сочинений поэта вместе с текстом лекции о переводе, прочитанной в Британском музее в 1997 году, и статьями о творчестве переводимых поэтов. Седакова О. Четыре тома. Т. 2. Переводы. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2010. Здесь и далее произведения Седаковой цитируются по этому изданию с указанием в скобках номера тома и страниц, если не указано иначе.
2 Седакова О. Беседа о переводе стихов на русский язык и с русского. Интервью Елене Калашниковой // http://www.olgasedakova.com/interview/131 (дата обращения: 20.02.2016).
3 Седакова О. «Душа изгнана из публичного...». Интервью Александру Кырлежеву // http://www.olgasedakova.com/interview/1100 (дата обращения: 2.02.2016).
Диалогический подход к переводу играл важную роль в истории русской поэзии, и именно этa традиция «личного», «авторского» перевода близка Ольге Седаковой4. Осмысление связей между переводом и поэтическим творчеством в эссе Седаковой находит много параллелей в теории и философии перевода XX столетия, от Вальтера Беньямина и Джорджа Стайнера до современных исследователей — Мориса Бланшо, Барбары Джонсон, Гаятри Спивак. Однако диалогическое понимание перевода контрастировало с общепринятыми подходами к поэтическому переводу в советскую эпоху, когда, по воспоминаниям Седаковой, не только ее стихи, но и переводы не могли быть опубликованы из-за их «странности»:
4 По замечанию Седаковой, для русской поэзии XVIII и XIX веков было характерно творческое отношение к переводу, в котором перевод представлял «живой отклик, вариацию на тему оригинала». Седакова подчеркивает: «Я, скорее, хотела бы присоединиться к традиции такого, «личного» перевода». Седакова О. Интервью Александру Кырлежеву.
Диалогический подход к переводу играл важную роль в истории русской поэзии, и именно этa традиция «личного», «авторского» перевода близка Ольге Седаковой4. Осмысление связей между переводом и поэтическим творчеством в эссе Седаковой находит много параллелей в теории и философии перевода XX столетия, от Вальтера Беньямина и Джорджа Стайнера до современных исследователей — Мориса Бланшо, Барбары Джонсон, Гаятри Спивак. Однако диалогическое понимание перевода контрастировало с общепринятыми подходами к поэтическому переводу в советскую эпоху, когда, по воспоминаниям Седаковой, не только ее стихи, но и переводы не могли быть опубликованы из-за их «странности»:
4 По замечанию Седаковой, для русской поэзии XVIII и XIX веков было характерно творческое отношение к переводу, в котором перевод представлял «живой отклик, вариацию на тему оригинала». Седакова подчеркивает: «Я, скорее, хотела бы присоединиться к традиции такого, «личного» перевода». Седакова О. Интервью Александру Кырлежеву.
«Это звучит не по-русски! Так по-русски не говорят! Непонятно! Неправильно!» — я постоянно слышала рецензии такого рода по поводу моих переводов в советское время. <…> Если я возражала, например, что и оригинал-то моего перевода не имел в виду ни «правильности», ни «понятности» (как, например, дело обстоит со стихами Эмили Дикинсон), это впечатления не производило5.
5 Седакова O. Искусство перевода. Несколько замечаний. Лекция, прочитанная в Британском музее (2: 21–22).
«Это звучит не по-русски! Так по-русски не говорят! Непонятно! Неправильно!» — я постоянно слышала рецензии такого рода по поводу моих переводов в советское время. <…> Если я возражала, например, что и оригинал-то моего перевода не имел в виду ни «правильности», ни «понятности» (как, например, дело обстоит со стихами Эмили Дикинсон), это впечатления не производило5.
5 Седакова O. Искусство перевода. Несколько замечаний. Лекция, прочитанная в Британском музее (2: 21–22).
Оба контекста: с одной стороны, традиция творческого перевода и ее теоретическое осмысление, а с другой стороны, контекст советской школы перевода — важны для понимания поэтики перевода в творчестве Ольги Седаковой. Отчасти ее взгляды отражают общее для поэтов поколения оттепели восприятие перевода как выхода к новым или ранее недоступным поэтическим возможностям. Но во многом они остаются уникальными, благодаря внутренней философской доминанте в понимании перевода-созидания, прaобраз которого поэт находит в истории церковнославянского языка.
Переводы Седаковой уже становились предметом исследования: в частности, переводам поэзии Пауля Целана посвящены статьи Хенрике Шталь и Кетеван Мегрелишвили6. О поэтическом диалоге Седаковой с Рильке писали Сергей Аверинцев и Елена Айзенштейн7. Статьи этого сборника также касаются диалога с Рильке (Эндрю Кан) и с контекстом модернистской поэзии (Бенджамин Палофф, Сара Пратт, Эмили Гросхольц); Ксения Голубович исследует диалог Седаковой с поэзией Пауля Целана. Однако целостной попытки объединить высказывания о переводе в контексте поэтики Ольги Седаковой еще не предпринималось.


Задача этой статьи — собрать различные наблюдения о переводе, представленные в эссе, выступлениях и интервью Ольги Седаковой, а также рассмотреть примеры поэтического диалога в ее переводах разного периода. Мы попытаемся также контекстуализировать взгляды Седаковой на перевод, включая «ближний» и часто контрастный контекст советской школы поэтического перевода и философский взгляд на перевод как «работу понимания», сближающий Седакову и ее учителей и коллег, Сергея Аверинцева и Владимира Бибихина, с западными теориями перевода. В первой части статьи рассматриваются высказывания Ольги Седаковой о переводе. Вторая часть посвящена роли церковнославянского наследия в концепции перевода у Седаковой. Далее мы обратимся к примерам поэтического диалога с текстами Дикинсон, Рильке и Целана, раскрывающим тесную связь между переводами, поэзией и филологическими эссе Ольги Седаковой.
6 Мегрелишвили К. Ольга Седакова: «Чувство насущной необходимости русского Целана» // Имидж, диалог, эксперимент — поля современной русской поэзии / Ред. Х. Шталь, М. Рутц. München; Berlin; Washington: Verlag Otto Sagner, DC, 2013. C. 451−462; Шталь Х. Стихотворение Пауля Целана «Мандорла» в польских и русских переводах // Found in Translation: Transformation, Adaptation and Cross-Cultural Transfer / Ed. K. Tateoka, V. Gretchko, Y. Kitamura. Belgrade: Logos, 2016. P.146−171.

7 См. Аверинцев C. «Уже небо, а не озеро»: риск и вызов метафизической поэзии //Седакова О. Двухтомное собрание сочинений. М.: Эн Эф Кью / Ту Принт, 2001. Т. 1. Стихи. С. 5—13. Айзенштейн Е. «Давид поет Саулу» Ольги Седаковой // Айзенштейн Е. Из моей тридевятой страны. М.: Издательские решения, 2015. С. 229—234.
Переводы Седаковой уже становились предметом исследования: в частности, переводам поэзии Пауля Целана посвящены статьи Хенрике Шталь и Кетеван Мегрелишвили6. О поэтическом диалоге Седаковой с Рильке писали Сергей Аверинцев и Елена Айзенштейн7. Статьи этого сборника также касаются диалога с Рильке (Эндрю Кан) и с контекстом модернистской поэзии (Бенджамин Палофф, Сара Пратт, Эмили Гросхольц); Ксения Голубович исследует диалог Седаковой с поэзией Пауля Целана. Однако целостной попытки объединить высказывания о переводе в контексте поэтики Ольги Седаковой еще не предпринималось.


Задача этой статьи — собрать различные наблюдения о переводе, представленные в эссе, выступлениях и интервью Ольги Седаковой, а также рассмотреть примеры поэтического диалога в ее переводах разного периода. Мы попытаемся также контекстуализировать взгляды Седаковой на перевод, включая «ближний» и часто контрастный контекст советской школы поэтического перевода и философский взгляд на перевод как «работу понимания», сближающий Седакову и ее учителей и коллег, Сергея Аверинцева и Владимира Бибихина, с западными теориями перевода. В первой части статьи рассматриваются высказывания Ольги Седаковой о переводе. Вторая часть посвящена роли церковнославянского наследия в концепции перевода у Седаковой. Далее мы обратимся к примерам поэтического диалога с текстами Дикинсон, Рильке и Целана, раскрывающим тесную связь между переводами, поэзией и филологическими эссе Ольги Седаковой.
6 Мегрелишвили К. Ольга Седакова: «Чувство насущной необходимости русского Целана» // Имидж, диалог, эксперимент — поля современной русской поэзии / Ред. Х. Шталь, М. Рутц. München; Berlin; Washington: Verlag Otto Sagner, DC, 2013. C. 451–462; Шталь Х. Стихотворение Пауля Целана «Мандорла» в польских и русских переводах // Found in Translation: Transformation, Adaptation and Cross-Cultural Transfer / Ed. K. Tateoka, V. Gretchko, Y. Kitamura. Belgrade: Logos, 2016. P.146–171.
7 См. Аверинцев C. «Уже небо, а не озеро»: риск и вызов метафизической поэзии //СедаковаО. Двухтомное собрание сочинений. М.: Эн Эф Кью / Ту Принт, 2001. Т. 1. Стихи. С. 5—13. АйзенштейнЕ. «Давид поет Саулу» Ольги Седаковой // Айзенштейн Е. Из моей тридевятой страны. М.: Издательские решения, 2015. С. 229—234.
1. Концепция перевода в поэтике Ольги Седаковой
Мало кто из поэтов поколения Седаковой не переводил, и многие из них входят в литературу как переводчики, поскольку переводы представляли редкую возможность публикации и литературного заработка. Об особой роли «переводческой ниши» в советскую эпоху, а также об идеологических дебатах, окружавших советскую школу перевода, писали российские и зарубежные исследователи, см. работы Всеволода Багно, Брайана Бэра, Сусанны Витт8. Роль «школы перевода» для развития поэтической традиции — проблемный вопрос, выходящий за пределы этой статьи, поэтому отметим лишь самые общие тенденции, важные для описания поэтики перевода у Седаковой.


С одной стороны, в советский период складывается мощная издательская и редакторская традиция, а также развивается теория поэтического перевода, обладающая практической направленностью9. С другой стороны, возникает феномен перевода как «интеллектуальной ниши», создававшей контекст для творческого общения и наследования поэтической традиции, как, например, в переводческих семинарах Татьяны Гнедич, Эльги Линецкой, Ефима Эткинда, которые служили своего рода поэтической школой для начинающих авторов10.
8 Багно В., Казанский Н. Переводческая «ниша» в советскую эпоху и феномен стихотворного перевода в ХХ веке // RES TRADUCTORICA. Перевод и сравнительное изучение литератур: к восьмидесятилетию Ю.Д. Левина / Ред. В. Багно. СПб.: Наука, 2000. С. 50–65; Baer B.J. Literary Translation and the Construction of a Soviet Intelligentsia // Translation, Resistance, Activism / Еd. M. Tymoczko. Amherst: UMass Press, 2010. P. 149–167; Witt S. Between the Lines: Totalitarianism and Translation in the USSR // Contexts, Subtexts, and Pretexts: Literary Translation in Eastern Europe and Russia / Ed. B. Baer. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing, 2011. P. 149–170.

9 Наследию советской школы поэтического перевода посвящены книжные серии «Мастера перевода» (М., Терра) и «Корифеи художественного перевода. Ленинградская школа» (СПб., Петрополь).

10 См. Яснов М. Хранитель чужого наследства: заметки о петербургской (ленинградской) школе художественного перевода // Иностранная литература. 2010. № 12. C. 222—242.
Мало кто из поэтов поколения Седаковой не переводил, и многие из них входят в литературу как переводчики, поскольку переводы представляли редкую возможность публикации и литературного заработка. Об особой роли «переводческой ниши» в советскую эпоху, а также об идеологических дебатах, окружавших советскую школу перевода, писали российские и зарубежные исследователи, см. работы Всеволода Багно, Брайана Бэра, Сусанны Витт8. Роль «школы перевода» для развития поэтической традиции — проблемный вопрос, выходящий за пределы этой статьи, поэтому отметим лишь самые общие тенденции, важные для описания поэтики перевода у Седаковой.


С одной стороны, в советский период складывается мощная издательская и редакторская традиция, а также развивается теория поэтического перевода, обладающая практической направленностью9. С другой стороны, возникает феномен перевода как «интеллектуальной ниши», создававшей контекст для творческого общения и наследования поэтической традиции, как, например, в переводческих семинарах Татьяны Гнедич, Эльги Линецкой, Ефима Эткинда, которые служили своего рода поэтической школой для начинающих авторов10.
8 Багно В., Казанский Н. Переводческая «ниша» в советскую эпоху и феномен стихотворного перевода в ХХ веке // RES TRADUCTORICA. Перевод и сравнительное изучение литератур: к восьмидесятилетию Ю.Д. Левина / Ред. В. Багно. СПб.: Наука, 2000. С. 50–65; Baer B.J. Literary Translation and the Construction of a Soviet Intelligentsia // Translation, Resistance, Activism / Еd. M. Tymoczko. Amherst: UMass Press, 2010. P. 149–167; Witt S. Between the Lines: Totalitarianism and Translation in the USSR // Contexts, Subtexts, and Pretexts: Literary Translation in Eastern Europe and Russia / Ed. B. Baer. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing, 2011. P. 149–170.
8 Наследию советской школы поэтического перевода посвящены книжные серии «Мастера перевода» (М., Терра) и «Корифеи художественного перевода. Ленинградская школа» (СПб., Петрополь).
10 См. Яснов М. Хранитель чужого наследства: заметки о петербургской (ленинградской) школе художественного перевода // Иностранная литература. 2010. № 12. C. 222—242.
Однако многие поэты-переводчики проводили четкую грань между собственной поэзией и переводом. Можно вспомнить высказывание Арсения Тарковского: «...перевод — наши трудовые будни, наше собственное творчество — редкие праздники»11. Подобное разграничение перевода и творчества определялось не только причинами цензуры. Необходимость серийной работы над текстами малознакомых авторов (часто на основе прозаических подстрочников), а также целый ряд идеологических и стилистических требований создавали достаточно причин для отчуждения от переводимого текста. При этом традиции школы перевода, опирающейся на презумпцию переводимости и достаточно консервативную стилистику, по определению Ильи Кукулина, привели к созданию ряда «идеологических фильтров», ограничивающих не только выбор переводимых текстов, но и поэтику перевода12.
11 Тарковский А. Возможности перевода // Художественный перевод. Взаимодействие и взаимообогащение литератур / Ред. В. Ганиев. Ереван: Ереванский университет, 1973. С. 263.

12 Кукулин И.
Роль стихотворного перевода в творчестве русских поэтов 1990–2000 годов // Poesia Russa da Puškin a Brodskij. E ora? Atti del Convegno Internazionale di Studi Roma, 29–30 settembre 2011. Sapienza Università di Roma. Roma: Edizioni Nuova, 2012. P. 156. О влиянии переводческого канона на восприятие западной поэтической традиции см. также статьи Антона Нестерова (Нестеров А. Одиссей и сирены. Американская поэзия в России второй половины ХХ века // Иностранная литература. 2007. № 10. С. 81–93) и Сергея Завьялова (Завьялов С. «Поэзия — всегда не то, всегда другое»: переводы модернистской поэзии в СССР в 1950–1980-е годы // Новое литературное обозрение. 2008. № 4. С. 104–119).
Однако многие поэты-переводчики проводили четкую грань между собственной поэзией и переводом. Можно вспомнить высказывание Арсения Тарковского: «...перевод — наши трудовые будни, наше собственное творчество — редкие праздники»11. Подобное разграничение перевода и творчества определялось не только причинами цензуры. Необходимость серийной работы над текстами малознакомых авторов (часто на основе прозаических подстрочников), а также целый ряд идеологических и стилистических требований создавали достаточно причин для отчуждения от переводимого текста. При этом традиции школы перевода, опирающейся на презумпцию переводимости и достаточно консервативную стилистику, по определению Ильи Кукулина, привели к созданию ряда «идеологических фильтров», ограничивающих не только выбор переводимых текстов, но и поэтику перевода12.
11 Тарковский А. Возможности перевода // Художественный перевод. Взаимодействие и взаимообогащение литератур / Ред. В. Ганиев. Ереван: Ереванский университет, 1973. С. 263.
12 Кукулин И. Роль стихотворного перевода в творчестве русских поэтов 1990—2000 годов //Poesia Russa da Puskin a Brodskij. E ora? Atti del Convegno Inernazionale di Studi Roma, 29—30 settembre 2011. Sapienza Università di Roma. Roma: Edizioni Nuova, 2012. P. 156. О влиянии переводческого канона на восприятие западной поэтической традиции см. также статьи Антона Нестерова (Нестеров. А. Одиссей и сирены. Американская поэзия в России второй половины ХХ века // Иностранная литература. 2007. № 10. С. 81—93) и Сергея Завьялова (Завьялов. С. «Поэзия — всегда не то, всегда другое»: переводы модернистской поэзии в СССР в 1950—1980-е годы // Новое литературное обозрение. 2008. № 4. С. 104—119).
Это развернутое отступление необходимо для понимания несхожей позиции Седаковой-переводчика. В первую очередь Седакова ставит под сомнение концепции переводимости и «адекватности перевода», основополагающие для традиций «реалистического перевода»13. В ряде интервью Седакова подчеркивает свое понимание перевода как открытой творческой задачи:


А для меня каждый текст прежде всего проблемен в этом отношении: даст ли он себя перевести? Во-первых, дается ли он переводу на русский язык, переносу в русскую традицию в самом широком смысле этого слова, включая нашу версификацию, наш рифменный репертуар; затем, дается ли он моему переводу, то есть тем возможностям, какими лично я располагаю. Если я чувствую, что нет, то и не пробую. Любя Рильке, в юности просто утопая в нем, я перевела лишь несколько его стихотворений. Мне никогда не пришло бы в голову переводить целую книгу Рильке...14
13 Ср. определение Юрия Левина: «Pеалистический перевод возникает тогда, когда появляется сравнение стилистических систем неких пар языков, опирающееся на сопоставление историко-культурных традиций <…> с целью найти функциональные соответствия, адекватные средства, производящие то же впечатление нa читателя в новой языковой среде». Левин Ю. Национальная литература и перевод // Актуальные проблемы теории художественного перевода. Материалы всесоюзного симпозиума (25 февраля — 2 марта 1966) / Ред. З. Кульманова. М.: Союз писателей СССР, 1967. Т. I. С. 89.

14 Седакова O.
Беседа о переводе стихов на русский язык и с русского.
Это развернутое отступление необходимо для понимания несхожей позиции Седаковой-переводчика. В первую очередь Седакова ставит под сомнение концепции переводимости и «адекватности перевода», основополагающие для традиций «реалистического перевода»13. В ряде интервью Седакова подчеркивает свое понимание перевода как открытой творческой задачи:


А для меня каждый текст прежде всего проблемен в этом отношении: даст ли он себя перевести? Во-первых, дается ли он переводу на русский язык, переносу в русскую традицию в самом широком смысле этого слова, включая нашу версификацию, наш рифменный репертуар; затем, дается ли он моему переводу, то есть тем возможностям, какими лично я располагаю. Если я чувствую, что нет, то и не пробую. Любя Рильке, в юности просто утопая в нем, я перевела лишь несколько его стихотворений. Мне никогда не пришло бы в голову переводить целую книгу Рильке...14
13 Ср. определение Юрия Левина: «Pеалистический перевод возникает тогда, когда появляется сравнение стилистических систем неких пар языков, опирающееся на сопоставление историко-культурных традиций <…> с целью найти функциональные соответствия, адекватные средства, производящие то же впечатление нa читателя в новой языковой среде». Левин Ю. Национальная литература и перевод // Актуальные проблемы теории художественного перевода. Материалы всесоюзного симпозиума (25 февраля — 2 марта 1966) / Ред. З. Кульманова. М.: Союз писателей СССР, 1967. Т. I. С. 89.
14 Седакова O. Беседа о переводе стихов на русский язык и с русского. Из дневника 1859 года от 14,15,16 окт.: «Видел нынче во сне: Преступление не есть известное действие, но известное отношение к условиям жизни. Убить мать может не быть и съесть кусок хлеба может быть величайшее преступление. — Как это было велико, когда я с этой мыслью проснулся ночью!» // Бибихин В.В. Указ. соч. С. 61.
В этом полемическом утверждении можно отметить несколько важных моментов. Во-первых, Седакова относится с недоверием к традиции антологического перевода, столь важной для советской эпохи. В то время как исчерпывающие антологии поэзии «всех времен и народов» составляли особый предмет гордости советской школы перевода, Седакова настаивает на избирательном отношении к переводу. Каждый переводимый текст — это отдельная задача, не обязательно поддающаяся «разрешению». Особо поэт акцентирует необходимость внутренней связи художественного мира автора и поэта-переводчика, без которой, по ее мнению, невозможен настоящий перевод. Схожие мысли о переводе мы находим у Сергея Аверинцева:
Должен признать, что никогда мне не случалось переводить стихов, которые не были мне в тот момент близки; не просто интересны, но нужны моему рассудку и моему сердцу. Без каждого из этих произведений и этих авторов мне было бы затруднительно представить себе собственную жизнь15.
15 Аверинцев C. Стихотворения и переводы. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2003. C. 4.
Должен признать, что никогда мне не случалось переводить стихов, которые не были мне в тот момент близки; не просто интересны, но нужны моему рассудку и моему сердцу. Без каждого из этих произведений и этих авторов мне было бы затруднительно представить себе собственную жизнь15.
15 Аверинцев C. Стихотворения и переводы. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2003. C. 4.
Вслед за Аверинцевым одним из важных условий работы переводчика Седакова ставит не только обязательное знание иностранного языка, с которого делается перевод, но и глубокое понимание мира переводимого поэта, а также знание поэтической традиции: «Для того, чтобы перевести одно стихотворение, мне нужно как можно больше прочесть других стихов этого автора, а если он писал и теоретическую прозу, я должна знать и ее, т. е. представлять себе его общий творческий образ»16.
16 Седакова О. Беседа о переводе стихов на русский язык и с русского.
Вслед за Аверинцевым одним из важных условий работы переводчика Седакова ставит не только обязательное знание иностранного языка, с которого делается перевод, но и глубокое понимание мира переводимого поэта, а также знание поэтической традиции: «Для того, чтобы перевести одно стихотворение, мне нужно как можно больше прочесть других стихов этого автора, а если он писал и теоретическую прозу, я должна знать и ее, т. е. представлять себе его общий творческий образ»16.
16 Седакова О. Беседа о переводе стихов на русский язык и с русского.
Для многих современников Седаковой перевод западноевропейских авторов — пусть даже в ограниченном доступе — был сродни открытию и освобождению. Не случайно, что многие поэты, дебютировавшие в период оттепели, отмечают роль поэтического перевода в своем творческом становлении (такую роль играли переводы с польского в творчестве Натальи Горбаневской, Асара Эппеля, переводы с польского и с английского в ранней поэзии Иосифа Бродского). Седакова пишет об этом, характеризуя переход от унифицированной традиции поэтического перевода к более личной среди поэтов ее поколения: «Решительное изменение в этом отношении пришло с И. Бродским, <…> который в английской, латинской, польской поэзии искал того же, что Пушкин — во французской, английской, итальянской: выхода в новый мир смыслов и форм»17. Здесь Седакова указывает на столь важную для нее связь с дореволюционной традицией творческого перевода, отчасти прервавшейся в советский период.
17 Седакова О. М.Л. Гаспаров и инерция советского перевода. Выступление на «Гаспаровских чтениях — 2014» // Вольность и точность. Гаспаровские чтения — 2014. М.: РГГУ, 2015. С. 101. Благодарю Маргариту Криммель за доступ к тексту этого выступления до его публикации.
Для многих современников Седаковой перевод западноевропейских авторов — пусть даже в ограниченном доступе — был сродни открытию и освобождению. Не случайно, что многие поэты, дебютировавшие в период оттепели, отмечают роль поэтического перевода в своем творческом становлении (такую роль играли переводы с польского в творчестве Натальи Горбаневской, Асара Эппеля, переводы с польского и с английского в ранней поэзии Иосифа Бродского). Седакова пишет об этом, характеризуя переход от унифицированной традиции поэтического перевода к более личной среди поэтов ее поколения: «Решительное изменение в этом отношении пришло с И. Бродским, <…> который в английской, латинской, польской поэзии искал того же, что Пушкин — во французской, английской, итальянской: выхода в новый мир смыслов и форм»17. Здесь Седакова указывает на столь важную для нее связь с дореволюционной традицией творческого перевода, отчасти прервавшейся в советский период.
17 Седакова О. М.Л. Гаспаров и инерция советского перевода. Выступление на «Гаспаровских чтениях — 2014» // Вольность и точность. Гаспаровские чтения — 2014. М.: РГГУ, 2015. С. 101. Благодарю Маргариту Криммель за доступ к тексту этого выступления до его публикации.
Made on
Tilda